35 лет «Декалогу» Кесьлевского: мораль, вера и Жак Лакан

35 лет назад на телеэкраны Западной Европы вышел один из главных польских фильмов XX века, имеющий общемировое значение — 10-часовый «Декалог», сериал из десяти квазирелигиозных притч, в котором непростые вопросы этического и морального выбора сочетались с тонким психологизмом и психоаналитическим прочтением.

Любопытно, что мировая премьера польского телевизионного сериала «Декалог» (1988) состоялась почти одновременно, всего двумя месяцами позже, с другим телесериалом, который также стал вехой в телевизионном авторском кино — «Твин Пикс» Дэвида Линча (1990). Сегодня эта работа польского кинорежиссера Кшиштофа Кесьлевского по сценарию Кшиштофа Песевича считается общепризнанным шедевром и не требует каких-либо оправданий своего исключительного статуса в истории кинематографа. Хотя имеет смысл упомянуть главный приз FIPRESCI на Венецианском кинофестивале 1989 года для тех, кому это важно.

Одновременно с телеверсией двух эпизодов, пятого («Не убий») и шестого («Не прелюбодействуй») снимались их расширенные кинотеатральные версии, соответственно «Короткий фильм об убийстве» и «Короткий фильм о любви» (оба 1989). Все, кто видел в позднесоветской прокате первый из «коротких» фильмов согласятся со мной, что включение этой ленты в школьную программу — самый показательный наглядный урок против немотивированного насилия.

Сочетание этической глубины, тонкого психологизма и художественного минимализма позволяет говорить о наследовании искусству Робера Брессона и Ингмара Бергмана. Кесьлевский, имевший опыт работы в театре, вполне сознательно начинал в кино как документалист, и его фильмы того периода, снятые в контексте польского движения «кино морального беспокойства» (некоторые из них были запрещены цензурой и вышли в прокат уже в конце 1980-х), парадоксальным образом сочетают сенима верите с его погружением в неприукрашенную «правду жизни» и элементы поэтического кино с типичной для позднего творчества Кесьлевского «метафизикой обыденного».

Как можно судить из самого названия, сериал представляет собой цикл из десяти эпизодов, вдохновленных десяти заповедями. За редким исключением, их трактовка не буквальна. Но каждый эпизод показывает последствия нарушения моральных и этических норм в контексте повседневной польской действительности конца 1980-х, где традиционнные религиозные ориентиры были часто размыты. («В Польше часто можно наблюдать, как вера воплощает коллективный характер социальных отношений, а не тихие беседы с Непознаваемым», — говорил Песевич в одном из интервью.)

Действие происходит в четко очерченном пространстве многоквартирного жилого комплекса на окраине Варшавы. Кроме некоторых сквозных персонажей, восемь из десяти эпизодов объединяет безымянная фигуры наблюдателя в исполнении Артура Барциша: критика отождествила его с ангелом, который присматривает за делами людскими, но не вмешивается в них.

Показательно, что сам Кесьлевский был агностиком. Хотя «Декалог» не является религиозной проповедью, создатели сериала стремились показать, что в условиях коммунистической Польши заповеди остаются важными моральными ориентирами, даже если они не всегда соблюдаются. В то же время Кесьлевский и Песевич подчеркивают, что моральные нормы не являются абсолютными законами. Герои «Декалога» сталкиваются с дилеммами, в которых нет однозначных ответов, и каждый раз сделанный выбор влечет за собой необратимые последствия.

Кроме морально-этических аспектов, каждая серия «Декалога» глубоко исследует желания, вину и идентичность персонажей, используя психоаналитические концепции для раскрытия внутренних конфликтов героев сериала, которых воплотили на малом экране ведущие польские актеры: от Даниэля Ольбрыхского до Ежи Штура. А если рассматривать их с точки зрения академической психологии, то авторы «Декалога» показывают своих героев в пограничных моральных и эмоциональных состояниях, намеренно избегая клинической типизации, что соответствует реальному спектру повседневной психики человека. По словам Песевича, он хотел, чтобы каждый зритель чувствовал, что на месте персонажа мог бы оказаться он сам.

Например, во втором эпизоде («Не произноси имени Господа Бога твоего напрасно») беременная женщина сталкивается с моральной дилеммой: сохранить ли ребенка, если выживет ее муж, находящийся в критическом состоянии — и который не является отцом ребенка? За ответом Дорота идет к доктору. Пожилой врач, спасая жизнь еще не рожденному младенцу, решает солгать о состоянии мужа, но случается чудо. В роли Дороты актриса Кристина Янда создает убедительный образ женщины в экзистенциальной ловушке выбора, достоверно отображая на экране ее амбивалентность, тревожность и частичную диссоциацию. Сама моральная дилемма Дороты соответствует Концепции Желания Жака Лакана, когда желание — это всегда желание Другого. Решение Дороты зависит от прогноза врача: не осознавая собственных истинных стремлений, она ищет в Другом подтверждения своего выбора.

Разберем два наиболее показательных эпизода «Декалога». В самом первом («Да не будет у тебя других богов предо Мною») авторы ставят под сомнение абсолютную веру в науку, противопоставляя ее духовным и моральным аспектам жизни. Главный герой, рационалист Кшиштоф в исполнении Хенрика Барановского, «заменив трансцендентное математикой», как писали критики, полностью полагается на науку и технологии, что приводит к трагедии — гибели его сына-школьника. Речь идет о лакановской Травме Реального: смерть сына разрушает символический порядок в мире Кшиштофа, демонстрируя границы познаваемого, и подрывает его веру в науку, потому что рациональность оказывается неспособной проконтролировать реальный мир. Кшиштоф демонстрирует классическое когнитивное искажение гиперконтроля: переоценка роли разума в непредсказуемости жизни приводит его к экзистенциальному кризису.

Но самый показательный — пятый эпизод («Не убий») из которого вырос «Короткий фильм об убийстве». Сюжет очень прост: молодой провинциал по имени Яцек совершает жестокое и на первый взгляд немотивированное убийство таксиста, за что приговаривается к смертной казни. Убийца — классический асоциальный подросток с признаками эмоционального притупления, но без симптомов клинической психопатии. Причиной немотивированной агрессии Яцека стала подавленная травма — смерть сестры, к которой причастен сам Яцек, но которая в равной степени стала результатом убогости и бессмысленности существования в польской деревне времен социализма.

Не вызывая сочувствия к довольно несимпатичному антагонисту и ни в коей мере не оправдывая его, авторы ставят под сомнение моральную оправданность самой смертной казни. Подробная подготовка к казенному ритуалу, показанная бесстрастной камерой кинодокументалиста, и сам процесс казни человека выглядит намного более жестоким преступлением — только совершенным государством при полном одобрении общества.

В самой Польше «Короткий фильм об убийстве» произвел колоссальный общественный резонанс и прозвучал веским аргументом в дебатах о смертной казни. Фильм не стал единственным фактором общественного давления на польские власти при введения моратория на смертную казнь в том же 1989 году, но сегодня его влияние на окончательную отмену высшей меры наказания общепринято. Это важный аргумент в пользу «Декалога» как уникального явления не только в истории кино, но и в новейшей истории вообще: много ли вам вспоминается фильмов, способных изменить к лучшему зрителей в кинозале и мир в целом?

Суховатый, шероховатый, неуютный, а временами даже безжалостный, «Декалог» обращается к нашей душе, морали, разуму и эсетическому чувству одновременно. Будоражащий, но не дающий прямых ответов, как можно ожидать от квазирелигиозной притчи, «Декалог» трудно любить, но это настоящее кино, которое в наше время превратилось в реликтовое культурное ископаемое.