Ролевая перетасовка в работе с насилием

Камера включена, но картинка мутная — будто кто-то дышал в объектив. Видно только часть лица, край плеча, подрагивающие светлые пряди волос. Фон темный. Такое ощущение, что она сидит в комнате без окон или просто не включает свет.

— Все еще удобно так? — спрашиваю я.

Инна чуть отодвигается, показывая больше себя, но неохотно. Теперь я вижу ее полностью. Девушка в сером свитере, рукава натянуты на пальцы. Волосы стянуты в нетугой хвост. Бледная, напряженная. Ей двадцать девять, но сейчас она выглядит моложе — лет двадцать два, не больше.

— Нормально, — шепчет она.

Инна пришла ко мне три недели назад. Написала длинное сообщение, где не было ни единого «я». Только «он», «так получилось», «ну, вы понимаете». Я не понимал. Но догадывался. 

Первая сессия была стандартной: она говорила отстраненно, без эмоций. О том, как встретила мужчину, который сначала был заботливым. Потом начал поднимать голос. Потом — руку. Потом швырять вещи в стену, а потом и ее. Она ушла. Вернее, сбежала. Как многие до нее. Как многие после.

Но если тело вырвалось, то сознание осталось там. Сейчас передо мной сидит девушка, которая технически свободна, но в голове у нее все еще звучит его голос.

— Это моя вина, — шепчет она.

Я молчу. Инна кусает губу, глаза бегают по экрану. Не на меня смотрит — в угол, в сторону.

— Я вела себя так, что он… ну, он просто не мог иначе.

Я даю ей время. Иногда, если человек повторит страшную мысль вслух, она теряет над ним власть. Но не в этот раз.

— Как именно ты себя вела?

— Я спорила. Иногда говорила «нет».

Еще тише.

— Плакала.

И вот теперь она уже не просто вспоминает. Она слышит его слова в своей голове. Слышит, как он обвинял ее, как говорил, что Инна сама доводит его до этого.

— И за это ты заслужила, чтобы тебя били?

Инна напрягается. Ее руки сжимаются в кулаки, но не из злости. Из ужаса. И вот он, момент. Самый тонкий, самый опасный. Сейчас ее можно заставить защищаться, доказывать, что она не виновата. Но если бы это работало, она бы давно защитила себя без меня. Мне нужно другое. Нужно, чтобы она увидела, какой голос говорит с ней внутри.

— Давай попробуем одну вещь, — говорю я.

Инна настороженно смотрит в камеру.

— Представь, что теперь ты — это я. А я — это ты.

Она не отвечает, но ее лицо меняется. Это уже не страх, а раздражение. Как будто я предлагаю ей что-то глупое.

— Давай попробуем, — повторяю я. — В худшем случае это будет просто странно. В лучшем… может, ты услышишь что-то новое.

Я откидываюсь на спинку кресла, складываю руки. Делаю паузу, даю ей привыкнуть.

— Ну что, начнем? — начинаю я. — Я считаю, что заслужила все, что со мной случилось. Оскорбления, рукоприкладства, унижения, все.

Инна вздрагивает. Она явно не ожидала, что это прозвучит так.

— Что скажешь?

Инна открывает рот, потом закрывает. Глаза бегают по экрану. Она ищет нужные слова, но внутри нее сейчас говорит не она. Внутри нее говорит тот голос, который уже давно твердит одно и то же.

— Ну же, — мягко подталкиваю я. — Это твоя пациентка. Она пришла к тебе за помощью.

Инна моргает, затем резко выдыхает.

— Ты не виновата, — говорит она тихо.

— Почему?

— Потому что… — она делает паузу. — Потому что это ненормально.

— Что именно?

Она хмурится.

— Бить за слова.

И вот теперь в ней что-то сдвинулось. Я вижу это по глазам — они зацепились за новую мысль, но еще не могут ее удержать.

— О чем ты думаешь? — спрашиваю я.

— Я хочу сказать это себе. Но голос в голове не дает.

— Какой голос?

Она нервно дергает рукава свитера.

— Ну… — она запинается. — Который говорит, что я слабая. Глупая. Что я сама все испортила.

— Как он звучит?

Инна прищуривается, будто впервые задумывается об этом.

— Как… — она делает паузу. — Как он.

— Тогда давай дадим ему имя, — предлагаю я.

Она вскидывает голову, удивленно смотрит в камеру.

— Да. Если у него есть голос, значит, у него есть личность. А если у него есть личность, то с ним можно разговаривать. 

Инна закусывает губу.

— Не знаю… Может, Сергей?

— Хорошо.

Я снова делаю паузу.

— Давай поговорим с Сергеем.

— Зачем?

— Чтобы узнать, кто он.

Она смотрит на меня с недоверием.

— А если я не хочу?

— Тогда он будет говорить с тобой, а не ты с ним.

Инна молчит, затем медленно кивает.

— Как это работает? — Инна подозрительно щурится.

Я пожимаю плечами:

— Все просто. Теперь ты — Сергей. Говори от его лица со мной.

Инна закатывает глаза, но делает это слишком резко — будто хочет скрыть, что внутри нее уже что-то зашевелилось. Я жду.

— Я не знаю, что он скажет, — медленно проговаривает она.

— Скажи первое, что приходит в голову.

Она делает глубокий вдох, на мгновение опускает взгляд, а потом поднимает его — и в глазах что-то меняется.

— Она дура, — говорит Инна.

Тон ровный. Без колебаний. Я не реагирую.

— Почему?

— Потому что она верила, что он изменится.

Инна моргает, но голос остается холодным.

— А еще?

— Она слабая.

— А еще?

Инна колеблется, потом резко выдыхает:

— Сломанная.

Вот теперь я вижу, как ее накрывает. Инна даже не успела осознать, как легко это сказалось, как естественно это звучит для нее. Плечи сжимаются. Инна опускает голову, но не прячется, просто пытается справиться с нахлынувшими эмоциями. Я жду. Иногда боль приходит внезапно, как удар током. Иногда правда тоже.

— Это он так говорил? — спрашиваю я.

Она медленно кивает.

— И ты согласна с этим?

Долгая пауза. Потом тихо:

— Нет.

— Тогда почему ты до сих пор его слушаешь?

— Он просто громче.

— А если заглушить его?

Инна поднимает голову, смотрит в камеру.

— Как?

— Скажи ему то, что сказала мне.

— Это не так просто.

— Я знаю. Но давай попробуем. Представь его рядом и проясни для себя то, что давно хотела сделать.

Инна смотрит в сторону.

— Сергей, ты заботишься обо мне?

Ее грудь поднимается и опускается в глубоком вдохе.

— Он не заботится обо мне, — говорит она медленно, будто примеряя на вкус новые слова.

Я киваю.

— Значит, зачем ты его слушаешь?

Инна еще раз проглатывает слова, словно не верит, что может произнести их вслух.

— Он не имел права.

Плечи снова поднимаются в напряжении — но на этот раз не в страхе, а в чем-то другом. Гневе? Силе?

— Он не имел права, — повторяет она уже тверже.

Я молчу. Инна закрывает глаза.

— Как ты себя чувствуешь?

Инна долго не отвечает. Потом тихо улыбается.

— Впервые кажется, что я могу ему не верить.

Я киваю.

— Это хорошее начало.

Она кивает в ответ, но потом быстро хмурится.

— А если он снова вернется?

Я смотрю на нее внимательно.

— Тогда мы повторим. И еще раз. И еще. Пока он не замолчит.

Инна выдыхает.

— Он уже тише.

Я улыбаюсь.

— Отлично.