Он молчал и тонул

Бессознательное клиента может вступать в диалог с моим задолго до сессии через телесные ощущения, навязчивые мысли, сны. Это не эзотерика, не волшебство это часть того, что мы в психологии называем переносом и контрпереносом, только не в классическом виде, а в более тонкой, полевой форме. Когда сессия ещё не началась, а контакт уже установлен потому что внутренние процессы клиента начинают «звучать» во мне.

Странный сон

Сегодня мне приснился сон, что, вообще-то, редкость: либо не запоминаю, либо там что-то такое, что приличному человеку лучше не вспоминать. Но этот — остался.
Мы сидели в лодке: я и мальчик лет пяти, может. Он молчал. Просто смотрел на воду, как будто знал, что сейчас будет.

А лодка тонула. Просто медленно шла ко дну. Я знал, что мы погибнем и что не могу спасти этого ребёнка. Но он не просил, не звал на помощь, даже не плакал. Только смотрел на меня, на воду, на что-то, чего я не понимал.

Утром я проснулся в холодном поту, посмотрел на время — 7:24. До первой сессии больше часа. Пошёл варить кофе и игнорировать собственное бессознательное.

Первая клиентка сегодня Лена. Одна из тех девушек, у которых в задачах на день записано «психолог» между «пилатесом», «записаться на чистку зубов» и еще кучей дел, которые обычный человек делает за неделю.

Она всегда собрана, никогда не уходит в эмоции и… не говорит о сыне. Однако, он есть, это я знаю. Странно, почему я именно сегодня подумал об этом?

— Доброе утро, Лена.

— Здравствуйте, — голос ровный. Но… что-то не так.

Не взгляд, не осанка, что-то в паузах между её словами. Как будто просела внутренняя температура. Я чувствую, как возвращается тот сон. Не как картинка, не как флешбек — он возвращается фоном, как странное давление в груди. Не прямой смысл, а состояние: влага, тишина, безысходность.

— Как прошла неделя? — спрашиваю я почти автоматически, но внутри уже готовлюсь к чему-то, хотя не знаю, к чему именно. Не могу объяснить, но чувствую, как будто между нами кто-то третий.

— Плохо. — Пауза. Долгая. — Я не понимаю, почему. Просто плохо, и всё. Он снова заболел. Температура, сопли, не спит. Я сижу рядом, делаю вид, что читаю, а сама думаю: «Господи, что со мной не так? Почему я ничего не чувствую?»

Мальчику в лодке было примерно столько же лет, сколько её сыну. Теперь я сижу напротив Лены и понимаю, что этот сон был не обо мне. Или, во всяком случае, не только. Он был не про моего внутреннего ребёнка, не про вину, не про личную историю. Он был как будто послание, которое я должен был распознать, потому что она сама пока не может его произнести.

Срыв

— Я не знаю, что со мной, я смотрю на него… и не чувствую ничего.

— Так было с самого начала? — спрашиваю я, спокойно.

— Я помню роды, помню, как его положили на меня. Все говорят, что это момент… ну, знаете, волшебства. Связи. А я смотрела и думала: кто ты, и почему мне нужно теперь с тобой жить?

Лена улыбается криво, почти злобно. Защита включилась, сарказм пошёл. Хорошо. Значит, затронуло.

— Иногда я играю роль. Понимаю, как «надо», могу обнять, поцеловать, но внутри всё глухо. Как будто у меня украли ту часть, которая должна быть… матерью.

— А какую играете роль?

— Хорошую маму. Которая всё умеет, всё помнит, всё контролирует, только не чувствует. Я делаю это хорошо, кстати. Все думают, что я справляюсь. Даже муж. Только ночью, когда он засыпает, я иду в ванную, закрываюсь и просто… не знаю. Сижу. Иногда включаю воду, смотрю, как она течёт. И думаю, может надо медленно уходить под воду, чтобы никто не заметил.

— А если бы вы могли, — говорю я медленно, — если бы вы почувствовали, что-то к сыну, что было бы первым?

Она долго молчит. Смотрит вбок.

— Страх, что я всё упустила.

— А потом?

— Боль. Потому что я всё ещё не могу вернуть то, чего не было.

— А если бы вы могли сказать ему что-то? Не в реальности, внутри. Прямо сейчас. Что бы это было?

— Я бы сказала… прости. Прости, что я тебя не ждала, что я не почувствовала. Что я смотрела на тебя, как на чужого. Хотя ты всё время был рядом.

Я чувствую, как у меня внутри что-то сворачивается. Эти слова, они не только о её сыне. Они универсальны. Их могли бы сказать тысячи женщин, которые стали матерями по факту, но не по ощущению. И никто им не дал права в этом признаться. Потому что «мать обязана». Потому что «инстинкт». Потому что «если не любишь — монстр».

— Сегодня утром, мне приснился сон.

Лена поднимает взгляд. Красные глаза, покрасневший нос.

— Я был в лодке с маленьким мальчиком. Он молчал, мы тонули, я не мог его спасти и он просто смотрел на меня.

— Вы шутите?

— Нет. Я не всегда рассказываю свои сны. Это редкость. Но иногда такие совпадения… не совпадения. Иногда бессознательное клиента настолько сильное, что находит лазейку в тело, в сон, в странную мысль психолога. Иногда оно доходит не до вас, а до меня. Чтобы я не пропустил, чтобы я заметил.

Лена медленно кивает.

— А я… я ведь даже не собиралась сегодня об этом говорить.

— Но всё равно сказали.

Я чувствую, как обрушилась старая защита и осталась только женщина. Один на один с тем, что она всё эти годы таскала, как чемодан с кирпичами, делая вид, что там ничего особенного.

Попытка не утонуть

Последние десять минут сессии проходят почти в тишине. Я не задаю вопросов. Не подытоживаю. Не пытаюсь выстроить логическую цепочку из боли, вины и материнства. Просто сижу с Леной там, где она теперь без масок, без инструкций, без роли «хорошей».

Лена молчит, смотрит в сторону. Я чувствую, как в ней всё перестраивается и думаю о том, как часто люди приходят в терапию не для того, чтобы что-то «исправить», а чтобы хотя бы в одном месте побыть такими, какими они есть на самом деле. Сломанными, несостоявшимися, усталыми, отстранёнными, без нужды объясняться. Без риска быть осуждёнными.

Лена смотрит на меня и говорит тихо:

— Мне страшно, что я всё испортила. Что он… уже научился жить без меня.

— Может быть, а может, как раз ждёт, чтобы вы вернулись.

— А если я не смогу?

— Тогда будете рядом хотя бы честно. Это лучше, чем пустая идеальность.

Сессия заканчивается, я отключаюсь и остаюсь сидеть несколько минут. Просто дышу и думаю о том, как много женщин живут с убеждением, что они плохие матери, потому что не почувствовали «всё как в рекламе» сразу после родов.
Как много мужчин корят себя за то, что не чувствуют «любви с первого взгляда» к новорождённому. Как много вины на тех, кто просто не попал в стандарт. И как мало у них мест, где можно об этом сказать без последствий.

Я вспоминаю сон. Лодку. Мальчика. Тишину. И теперь понимаю: он не хотел, чтобы я спасал. Он просто хотел, чтобы я заметил.

Бессознательное клиента может вступать в диалог с моим задолго до сессии через телесные ощущения, навязчивые мысли, сны. Это не эзотерика, не волшебство это часть того, что мы в психологии называем переносом и контрпереносом, только не в классическом виде, а в более тонкой, полевой форме. Когда сессия ещё не началась, а контакт уже установлен потому что внутренние процессы клиента начинают «звучать» во мне.

И если удаётся не увлечься драмой, не уйти в спасение и не замкнуться в анализе, а остаться рядом, слышащим, именно тогда и возникает терапевтический момент. Настоящая встреча там, где раньше было только молчание и страх.