Амбивалентность: сердце глубинной психологии

В глубинной психологии амбивалентность — признак зрелости. Возможность удерживать противоречивые чувства, не разрушаясь, не сбегая в защиту, не обесценивая одно во имя другого — один из признаков эффективной психической работы.

Когда в моей личной терапии психотерапевт заметил, что в моих чувствах и словах появилась амбивалентность, я с тревогой сказала: «Наверное, я становлюсь беспринципной». Он ответил: «Амбивалентность вполне может стать принципом сама по себе». Этот ответ остался во мне как опыт: не нужно спешить с оценками, когда внутри звучит больше одного голоса.

Фрейд одним из первых ввёл понятие Ambivalenz для описания сосуществования любви и ненависти в отношении к одному и тому же объекту. В письме к Флишу он писал: «Многие неврозы могут быть поняты как неудачная попытка справиться с амбивалентными побуждениями» (1896). Впоследствии понятие амбивалентности стало краеугольным камнем психоаналитической теории отношений.

Мелани Кляйн подчёркивала, что способность к амбивалентности — важный этап в психическом развитии. Она называла его депрессивной позицией, имея в виду не болезнь, а сдвиг восприятия: ребёнок начинает понимать, что мать — и любимая, и вызывающая злость — один и тот же человек. Это болезненно, потому что возникает вина за враждебные чувства, адресованные значимому объекту. Но именно в этот момент зарождается настоящая забота, способность к восстановлению связи и эмоциональной ответственности. Амбивалентность становится основой для эмпатии и зрелой привязанности.

Юнг, говоря об индивидуации, понимал под этим способность удерживать в себе противоположности. «Тот, кто избрал путь самопознания, должен быть готов встретиться в себе с вещами, которые кажутся несовместимыми, и всё же не пытаться их устранить», — писал он. Амбивалентность в юнгианском ключе — это не только конфликт чувств, но и ось развития: она питает процесс трансформации.

Когда амбивалентность становится целью терапии

Современная психотерапия всё чаще сталкивается с тем, что клиенты приходят не с симптомом, а с нетерпимостью к противоречиям. Желание немедленно определиться, выбрать «правильное» чувство, установить «настоящую» позицию — это защитный отказ от проживания сложности.

Развитие способности к амбивалентности — одна из скрытых целей глубинной терапии. Это не просто принятие «и того и другого», а сложная внутренняя работа. Психоаналитик Томас Огден отмечает: «Присутствие двух противоположных переживаний в одном психическом пространстве — условие субъектности. Когда одно чувство подавляет другое, субъект исчезает».

Кейс: право на выбор и вина

Клиентка на сессии говорит: «Я решила не ехать к маме на выходные. Хочу отдохнуть. Но мне стыдно, я как будто бросаю её». В ней одновременно звучит стремление к самостоятельности и вина. В поп-психологическом подходе можно услышать совет: «Ты имеешь право на свои границы. Отпусти вину».

Но аналитический подход не стремится вытеснить вину. Скорее, он помогает выдержать её и понять: чувство не отменяет право на выбор. В одной и той же психической реальности могут существовать и любовь к матери, и злость на её потребности, и желание отделиться, и вина за это.

Работа аналитика в этом случае — не «разрешить» конфликт, а остаться рядом в момент напряжения. Терапевт помогает клиентке выдержать переживание, не сбегая в рационализацию или обесценивание. С каждым таким эпизодом в психике формируется способность к внутреннему диалогу.

Амбивалентность как признак психической зрелости

Болезненность амбивалентности объяснима. Исторически и нейропсихологически человек стремится к ясности, предсказуемости, стабильности. Однако развитие психики не укладывается в бинарную логику.

Дональд Винникотт считал, что хорошая мать — та, кто выдерживает амбивалентность ребёнка, не разрушаясь под его злостью и не обесценивая свою заботу. Внутренняя материнская фигура, способная к такой выдержке, формируется в отношениях — как в раннем детстве, так и в терапевтическом процессе.

В аналитической работе важно распознать амбивалентность не как нестабильность или защиту, а как свидетельство оживлённой внутренней жизни. Она может звучать в противоречивых оценках себя и другого, в смене настроений, в колебаниях между желанием приблизиться и стремлением отдалиться. Эти сдвиги — не препятствие, а материал для работы. В них проявляется процесс символизации, в котором реальность отношений становится объёмной и многослойной.

Психотерапевт, способный не упрощать, а оставаться внимательным к внутренним противоречиям клиента, способствует формированию переживающего субъекта. Когда терапевтическое пространство не требует выбора между полюсами — между обидой и благодарностью, любовью и гневом — у клиента появляется опыт принятия сложности как формы живой связи. Амбивалентность перестаёт быть угрозой и становится признаком подлинной эмоциональной включённости.

Со временем это отражается и в повседневной жизни. Человек легче справляется с неопределённостью, становится менее подвержен импульсивным решениям, способен строить устойчивые отношения без идеализации и обесценивания. Он может оставаться в контакте с собой и другими, даже когда чувства противоречивы. Это и есть та зрелость, которая делает внутреннюю жизнь более глубокой, а внешнюю — более устойчивой.

Амбивалентность — не патология и не слабость. Это внутреннее напряжение, через которое рождается личность.

Цель терапии — не избавить от противоречий, а помочь им звучать в психике без разрушения. Там, где возможно выдерживать сложность, появляется способность к выбору, к любви без идеализации, к свободе без одиночества.

Как писал Юнг: «Только тот, кто в состоянии вынести конфликт противоположностей, способен родить живое».