Между гротеском и тревогой: «Счастливые падения» Евгении Белорусец

Мы продолжаем цикл статей о современных украинских книгах. В этот раз в центре внимания — сборник рассказов Евгении Белорусец «Счастливые падения», удостоенный Международной литературной премии Haus der Kulturen der Welt.

Книга "Счастливые падения" Евгении Белорусец увидела свет в 2018 году. В центре ее рассказов женщины, истории которых могли бы показаться незначительными, если бы не акцентированность автора на этой незначительности не говорила нам об обратном, ведь очень многое скрывается в этой мимолетности и за этой фрагментарностью. Увеличительное стекло магического, гротескного, абсурдного примененное в этой книге помогает увидеть надломленность и травмы маленького человека.

Половина историй, так или иначе касаются людей с востока Украины. В 2020 году Евгения Белорусец за "Счастливые падения" получила Международную литературную премию Haus der Kulturen der Welt.

Рассказы этой книги - словно резкие, разбросанные перед тобой фотографии. Автор намеренно усиливает фокус каждой из них, будто подсказывая: жизни людей и их реакции порой настолько трагикомичны, от нелепости до безумия, что сил вести логичный разговор просто не остается. Любая попытка понятийно упорядочить происходящее рискует не только утонуть в абсурде, предложенном самой жизнью и ее героями, но и загнать тебя в еще больший ступор перед ним.

Когда язык отказывается служить, остается лишь обострить взгляд. Превратить реальность в гротеск, довести ее до карикатурного предела, до крайнего абсурда, не для того, чтобы исказить, а чтоб рассмотреть главное: ту тревогу, которая движет человеком в момент, когда земля уходит из-под ног.

На первый взгляд логика — это прерогатива мышления, а не чувств. Эмоции кажутся иррациональными, и все, что можно просчитать умом, оказывается недоступным сердцу. Но, возможно, нет в этом мире ничего более логичного и естественного, чем реагировать ненормально на ненормальные обстоятельства. Нормально быть ненормальным в ненормальном мире.

Я нахожу много нежности в историях, описанных Евгенией Белорусец, потому что довести до трагикомичного может практически каждый, кто обладает хоть минимальным остроумием, но довести так, чтобы не высмеять, а заострить до необходимой степени, но при этом не унизить, увеличить резкость, но не съехать в пассивную агрессию, возможно только бережными аккуратными прикосновениями, когда фокус продолжает находится на боли, одиночестве, хрупкости человека перед абсурдным миром.

Странно, но когда окружающая действительность выбивая опоры из под твоих ног перестает быть логичной, когда не хватает понятийного аппарата, чтобы описать абсурд, который мало того, что делает тебя заложником ситуации, так еще и требует признания, что театр абсурда – это нормально. Именно в такие моменты иррациональная часть человека подает сигналы, что можно обмануть мышление, но эмоции не дадут соврать, как симптомы болезни не позволят сделать вид, что болезнь - это нормальное состояние организма.

Обнаруживаешь, что эмоции имеют собственную логику, и словно, как горячее стремиться охладиться, а высокое - снизиться, эмоции стремятся своей определенной логикой иррационального – через человека с его реакциями на окружающую среду уравновесить внешний абсурд абсурдом внутренним. Логичный сигнал о том, чтобы адаптироваться в безумие нужно быть безумным, иначе не выйдет. Это здоровая реакция на нездоровые обстоятельства, а значит, сама реакция человека дает определение бытию, как логичному или нелогичному, как безопасному или небезопасному, как созидательному или разрушительному. Такая вот диалектика абсурда.

Героиня одного из рассказов, с востока Украины, говорит:

«— Вы пытаетесь уйти? Бесполезно! Я тоже пыталась уйти, пыталась уехать, переехать во Львов или в Киев, затем — куда угодно. Но уйти невозможно. Машины в какой-то момент перестают выезжать из города, затем вы узнаете, что рейсовые автобусы и маршрутные такси тоже давно не ходят, и вы понимаете, что навсегда остались там, где находились в сущности только ради того, чтобы в какой-то момент покинуть это место».

Почти, как у Сэмюеля Беккета «В ожидании Годо»: «Отличное местечко, вдохновляющие перспективы. Уйдем отсюда».

Каждая история показывает как сложно найти подходящие слова для происходящего.

Если и можно описать неспособность человека к доброте, то только расхвалив его доброту, назвав ее величественной. Потому что ты сам видел, как он поднял с асфальта мертвую птицу, чтобы забрать ее домой и ухаживать за ней.

А если зачинщики неудачного бунта в городе — это никто иные, как маникюрши и парикмахерши из салона красоты, то, видимо, потому, что спасение мира — задача красоты. Просто она не всегда с ней справляется.

И если уж встретить человека у выхода из метро, то только такого, который стоит там именно потому, что никого не ждет. «Да, я прихожу сюда иногда, несколько раз в неделю, стою у выхода и никого не жду». Он отказывается от разговора, от знакомства, потому что однажды понял, как это хорошо, стоять здесь и никого не ждать.

Если солдат, то он берет в жены саму войну. И так далее.

Только вот читая эти рассказы, часто гротескно-забавные в своей нелепости, вдруг видишь фотографию надгробий под одним из них с подписью: «Надгробия, которыми в 1996 году выплачивали задолженности по зарплате в шахтах Нововолынска. Остатки этой зарплаты и сейчас лежат на территории одной из шахт». Чем не гротеск? Только в данном случае эта чистая правда.

Если аффект, как ответная реакция на деструктивный мир, способен неосознанно приводить к деструктивному поведению, то он становиться катализатором, явным показателем того, что нужно или менять среду или свое отношение к ней.

Аффект ищет себе применение, будто вторичные выгоды, мешающие разорвать порочный круг, будто защитные механизмы психики, которые порой доводят человека до комичного. Как и все неосознанное, самому это почти незаметно, так, как видно другим со стороны

Порой нужны сеансы психотерапии или острый кризис, чтобы вывести эмоции из неосознанного в сферу осознанного. Но ведь не было бы чего выводить, если бы за этой здоровой, пусть и «ненормальной» реакцией на ненормальные обстоятельства не прятались боль, грусть, одиночество — те чувства, которые не обманешь, как бы ты ни убеждал и какие ни приводил доказательства. Сердце не обманешь. Сколько ни повторяй, что ложь — во благо, что чёрное — это белое, а белое — черное, наши эмоции, возможно, остаются самой честной вещью на свете.

Как метафорично называл Фриц Перлз рациональную и иррациональную части человека — «собакой сверху» и «собакой снизу» (topdog и underdog), при этом добавляя, что обычно побеждает именно «собака снизу», так и мы, сталкиваясь с абсурдом, интроецированным нашей «верхней собакой» через нездоровые социальные нормы, порой безумно искаженной реальности, даже если весь мир становится театром абсурда, не можем обмануть «собаку снизу». Наши эмоции способны указать нам свет — то, что по-настоящему правильно, а что — нет. И это поразительно: в нелогичном мире именно эмоции, иррациональная часть человека, стремится уравновесить этот хаос.

Евгения Белорусец в предисловии к своей книге задается вопросом: «Что нельзя измерить?» — и отвечает: «Мою улыбку, твою заботу, наше взаимное непонимание». Нам не дано полностью понять этот мир, а значит, не дано и выразить его словами до конца. Как бы ни старалась «собака сверху», ей недоступна сила «собаки снизу». И значит, каким бы абсурдным ни становился мир, в какой-то момент он будет обречен начать движение в обратную сторону, чтобы снова сбалансироваться. Ведь горячее стремится охладеть, высокое — снизиться, а аффект — найти себе применение.