Met Gala-2025: когда мужская одежда говорит о тревоге, идентичности и сопротивлении

В этом году бал Met Gala дал психологам повод для размышлений. Темой стала «Superfine: Tailoring Black Style» — выставка, посвященная “черному дендизму”, как способу самовыражения, сопротивления и конструирования идентичности. В центре был мужской костюм. Его история, стиль, символизм и превращение из социальной униформы в личное и политическое высказывание.

В этой статье мы поговорим о мужской моде как о зеркале внутренней тревоги, архетипических ожиданий и не всегда осознанных стратегий адаптации.

Отношения с одеждой - это те же отношения с самим собой. Можно уделять внимание мелочам, заботиться о комфорте, выбирать то, что приятно глазу и телу. Можно создавать “фасад”, подыгрывая ожиданиям, носить трендовое, не всегда удобное, не всегда качественное. Говоря о внешнем виде, мы затрагиваем тему социальной тревожности. А где тревожность, там и механизмы защиты.

Сложно “применить анализ” к мужскому костюму, минуя темы так называемого “великого мужского отказа” XVIII века, сексуальной революции 1960-тых, поп-идеализации Дэвида Боуи, минимализма Йоджи Ямамото и десятков других влияний на то, почему мужчины сегодня одеваются так, как одеваются. Но можно подойти и с другой стороны - через явное и вытесненное.

Внешний вид работает как мэсседж. Есть сферы со строго регламентированным полем самовыражения. Скажем, риэлтор в шортах и шлепанцах производит менее благоприятное впечатление, чем его коллега в джинсах и рубашке. В то же время риэлтор в костюме с галстуком может как вызвать уважение, так и насторожить (кто-то решит, что комиссионные окажутся слишком высоки).

Во всех случаях оценка делается, в первую очередь, о безопасности взаимодействия с конкретным человеком. Это инстинкт, база, реакция амигдалы, дополненная анализом фронтальной зоны. Надо понять, опасно ли существо, с которым настраивается контакт. Распознавание почти мгновенное - от расхристанного шатающегося незнакомца отойдем автоматически. Мозг за секунды увидит потенциальную угрозу.

Но важна не только физическая безопасность. Сотрудничество с риэлтором вряд ли окажется смертельным, но можно потерять деньги. Это тоже “опасно”, хоть и не вредит жизни напрямую.

Первая оценка крайне важна, но и крайне субъективна. Ведь оценивающий смотрит с позиций собственной шкалы. Художник отнесется с пониманием к стильным экспериментам, тогда как британский полицейский со стрижкой “ирокез” настолько вышел за рамки представлений о профессии, что попал в соцсети как мэм. Это не значит, что он “плохой полицейский”, но кто-то не решится обратиться к нему за помощью. Впрочем, дело спасает униформа - еще один конструкт социальной адаптации.

Наряд всегда имел значение. Это не только способ скрыть тело, но целый ритуал самопредставления. Есть мнение, что пару веков назад определить, кто перед тобой - монах, моряк, горожанин или крестьянин - было проще. Несмотря на то, что тогда тоже существовали модные веяния, роль одежды была более функциональной. Скажем, богатые мужчины могли позволить себе носить белые гольфы с панталонами, мягкую обувь на каблуке. Тогда как бедняку брюки для работы нужны были длинные, а обувь массивной и долговечной. Известна торговая легенда ботинок “Мартинс”, которые якобы поначалу шили для портовых рабочих. Носки и задник ботинок укрепляли металлической пластиной, дабы упавший ненароком ящик с грузом не повредил ногу. Кому нужен хромой рабочий? Сегодня “мартинсы” продолжают в некоторые модели вставлять металл, это превратилось в фирменный знак, хоть ботинки этой марки чаще носит городская молодежь, чем грузчики.

Надевая те или иные вещи, человек может сообщать миру о сфере своей деятельности, предпочтениях в досуге, политических взглядах, творческой жизни, интимных фантазиях…

Однако у выбора одежды остаются две неизменных стороны - функциональность и актуальность. С первой более-менее понятно - это про удобство. А вот актуальность дает более обширный список характеристик, куда входит даже сексуальная ориентация и политическая позиция.

О стереотипах по поводу внешности мужчин лучше всех расскажут костюмеры. Образы для театра, кино, рекламы продуманы до мелочей - даже цвет пуговиц может повлиять на то, сочтут ли киногероя легкомысленным. В реальной жизни кто-то, конечно, заботится о пуговицах, но чаще вещь изначально придумана как часть месседжа. Пришейте к черному пиджаку желтые пуговицы - и его не купит чиновник, а вот музыкант - с удовольствием. Пришейте желтые пуговицы на синий пиджак - и он автоматически станет проукраинским. Таков современный контекст, таков считываемый мэсседж, который через время потеряет актуальность, а с ней и свой зашифрованный код. По крайней мере, в политическом смысле. Какие-то мэсседжи очень быстротечны, тренд на сезон. Другие запоминаются надолго. Есть очень живучие - берет и шарф на французе, штаны-галифе у немецких военных, белый льняной костюм европейского аристократа, кожанка байкера…

Джеймс Холлис в своей работе “В тени Сатурна” исследует темы социальной тревожности у мужчин. По мнению психоаналитика, мужской “фасад” - ответ на ожидания. Современный мужчина все еще не имеет права быть чувствительным и бережным к себе, все еще должен играть героя, жестко конкурируя с другими. Чувствительность символически снижает конкурентоспособность, хотя, например, желтый берет никоим образом не скажется на мышечной силе или развитии интеллекта. Женщина, стремящаяся найти надежного трудягу-партнера, с настороженностью отнесется к берету. Другая же, напротив, оценит стилистическую иронию, если сама так же склонна к эпатажу. Это если берет не на французе, конечно. Французу можно.

Что можно и что нельзя надевать - все еще предмет постоянных споров. Женщины тут так же жестко ограничены, как и мужчины. Но к женщинам применяется другое прокрустово ложе - репродуктивности и привлекательности.

Психоаналитик Джон Флюгель полагал, что чуть более 200 лет назад случился “великий мужской отказ” - мужчины перестали украшать одежду, в моду вошел строгий мужской образ “порядочности и сдержанности”. Тогда появился стиль денди. Кстати, его “законодатель”, британец Джордж “Бо” Браммел не имел в виду, что строгий вид денди должен быть простым. Напротив, офицер Браммел тратил часы на наряжания, но внешний вид его при этом был, пусть и продуманный до мелочей, лишен роскоши. Важны стали сочетания фактур, оттенков одного цвета, минимализм аксессуаров.

Мужчины становились все менее “похожи на женщин”, но это случилось и до Браммела.

В XVII веке прообраз “классического” мужского костюма начали шить европейские портные. Удешевляя производство одежды (переходя от мастерских к фабрикам) они всерьез задавались вопросом, как дать покупателям два в одном: функциональность и респектабельность. В основу, в том числе, легли популярные протестантские “тренды” - о скромности, сдержанности эмоций. Это повлияло на выбор цвета и долгое время костюм мог быть только черным или очень темным. Какая-нибудь зеленая или красная мужская “двойка” и сегодня будет воспринята как вызов.

Да что там зеленая! Достаточно не надеть костюм на официальное мероприятие - как это вызовет резонанс. Особенно, если ожидания от человека очень высоки, как могут быть, например, от президента. Тысячи комментариев о стиле Владимира Зеленского - результат открыто брошенного вызова не только в Белом доме, но в принципе - в мире, где регламент можно нарушить одеждой. Ею же акцентировать на проблеме. Каждый раз, появляясь на международных мероприятиях в “военной” одежде, украинский президент тем самым “мозолит глаза”.

Потому что одежда - это мессэдж, символ. А любой символ познается из сопоставления. “Хаки” противопоставлен дорогому темному костюму (а цена может быть не меньшей). Мужская сдержанность противопоставлена женской “чувствительности”. И это большая стереотипная ловушка, которая и сегодня не дает мужчинам расслабиться, а женщин заставляет пробивать стеклянные потолки неравноправия.

В расхожих представлениях, мужчина все еще более минималистичен, чем женщина, и речь не только о внешности. Психологи и философы Эрих Фромм, Джеймс Холлис указывают именно на это - человек (независимо от пола) вынужден вписываться в готовые ролевые модели, иначе рискует стать “невротиком”, изгоем. Как писал Фромм в книге “Бегство от свободы”, трудно быть счастливым внутри системы, пожирающей “я”, но порой просто невыносимо оказаться вне системы.

Психоаналитик Эрик Эрикссон, описывая кризисы идентичности, уделял внимание значению статусов. Соотнося себя с некой профессией, уровнем дохода, выбором хобби, семейным положением - человек обретает большее чувство опоры. Размывание статусов, соответственно, эти опоры разрушает. Человек, решившийся на подобное, оценивается как смельчак, либо безумец. А безумцы пугают и восхищают своей свободой.

В 1960-х годах на фоне общественных протестов и сексуальной революции молодежь показательно “переоделась”. Один вид хиппи уже был вызовом обществу, как курящая женщина в брюках когда-то в начале XX века стала прообразом самодостаточности и вместе с тем сексуальной распущенности. Когда в 1969 году случились “Стоунволлские бунты” в Нью-Йорке, полиция пыталась арестовать мужчин за то, что на них были предметы женской одежды. Это был не первый рейд по гей-барам (в основном, за взятками), но он закончился мощным общественным протестом, навсегда изменившим историю борьбы за права ЛГБТ. А начался - с претензий к одежде.

“Великий мужской отказ”, описанный Джоном Флюгелем, привел к новой волне стигматизации женщин (были даже попытки научно доказать, что женский череп мал, а мозг не предназначен для мышления). Одновременно мужчины оказались зажаты в своих костюмах, словно в футлярах. В 1912 году Франц Кафка опишет печальную судьбу мужчины-функционалиста, который внезапно осознал себя. Попытки пройти это превращение, дав себе право на чувства, мужская мода продолжает до сих пор.