Как не брать эмоции клиента на себя?

Сегодня предлагаем поговорить о том, как психологу не «брать клиента домой», то есть не продолжать жить с его переживаниями после завершения сессии. Несмотря на то, что работа психолога - это ежедневное погружение в чужие чувства, граница между собственным и клиентским опытом должна оставаться чёткой, ведь именно она защищает специалиста от выгорания и помогает оставаться полезным для тех, кто обращается за помощью.

Часто бывает, что молодые коллеги на супервизиях признаются, что после особенно сложной истории они чувствуют, будто проживают чужую боль. Такое состояние свидетельствует не о глубине эмпатии, а о нарушении профессиональной границы. Работа психолога с эмоциями похожа на работу банкира с деньгами: и тот, и другой продолжают мыслить категориями своей профессии вне рабочего кабинета, но если банкир просто просчитывает проценты, психолог рискует утратить собственный эмоциональный баланс.

Переживания клиента могут «переехать» домой к психологу разными путями. Иногда это происходит осознанно: специалист погружается в историю человека, считая, что так лучше его поймет, и не замечает, как начинает сопереживать чрезмерно. Бывает и иначе: эмоциональное «заражение» происходит незаметно, когда после сессии вдруг накрывает неочевидная тревога или грусть. Иногда чужой травматичный рассказ получает глубокий отклик у специалиста, вызывая вторичную травматизацию.

Во всех этих случаях помогает четкое завершение сессии, короткий внутренний ритуал, сигнализирующий психике: работа окончена. Собственные реакции полезно фиксировать письменно сразу после встречи, это позволяет различать, где эмоции клиента, а где — личные. Регулярная супервизия и психотерапия для самого психолога остаются базовыми способами поддержки профессионального здоровья. И, конечно, стоит помнить о простых вещах — полноценный сон, движение, общение и увлечения вне работы. Именно такая гигиена чувств позволяет сохранять эмпатию, не обесценивая себя, и в то же время оставлять клиенту его собственный опыт, с которым он приходит в безопасное пространство терапии.

Представьте, что вы выходите после сессии и ещё два дня вспоминаете условную клиентку: «Какой ужас, какая тяжелая история». Внутри поднимаются жалость и сочувствие, а вместе с ними и чувство вины за то, что у вас все хорошо и вы позволяете себе радоваться. Скажем, вы сидите в уютном ресторане, наслаждаетесь блюдом и вдруг воспоминание о клиентке будто втягивает вас в темный колодец. Это — осознанное переживание, ведь вы ясно понимаете, чьи это эмоции и откуда они взялись. Истории клиентов действительно бывают тяжелыми, и отголоски боли еще долго звучат внутри. Но именно с этим уровнем проще всего работать, ведь вы видите, что происходит и можете вернуть себя к собственной жизни.

Иная ситуация возникает, когда после сессии вас не отпускает чувство, связанное с взаимодействием с клиентом. Иногда это угрызения совести: «Не слишком ли жестко я ответил? Была ли в моих словах эмпатия?» А иногда, наоборот ощущается, подъем после удачной работы. И вы живете в этом триумфе, культивируя собственную грандиозность. Все это — те же постсессионные переживания, но уже менее осознанные, потому что речь идет не только об истории клиента, но и о вашей терапевтической роли и отношениях в кабинете. Работа с таким материалом требует внимательного самоанализа и регулярной супервизии.

Самый глубокий, почти бессознательный уровень — это когда вы принимаете состояние клиента и проживаете его через собственные ситуации. Здесь эмоция начинает «жить» внутри вас, как будто она ваша собственная, и вы уже не замечаете границы. Именно этот уровень самый опасный: он пробуждает старые травмы, провоцирует вторичную травматизацию и требует не просто профессиональных техник, а собственной терапии и заботы о ресурсе.

В каждом случае важно вовремя понять, что это «чужие» чувства, и вернуть себе свое пространство. Внимание к собственному состоянию, ритуал завершения сессии, регулярные супервизии и личная терапия помогают держать границы и сохранять жизненное равновесие.

Есть хороший пример: во время сессии клиент рассказывает, что его все время используют. В детстве использовали родители, теперь это делает жена, а на работе — коллеги. Центральный мотив этой истории — ощущение себя «донором», которым все только пользуются. И вот после такой беседы вы возвращаетесь домой. У вас любящий муж, спокойная семья, всу хорошо. Муж спрашивает: «Когда ужин?» и вдруг в груди вспыхивает гнев. Обычный вопрос кажется требованием, будто только вы должны все организовать, а он будет ждать готовое блюдо. Вы чувствуете себя человеком, которого используют, хотя раньше эта домашняя сцена никогда бы не вызвала обиды. Ситуации у вас и у клиента разные, но внутреннее состояние одинаковое. Это и есть самый глубокий, почти бессознательный уровень переноса, когда мы примеряем на себя чужой нарратив и начинаем драматизировать собственную повседневность.

Такие совпадения состояний сигнализируют о том, что вы «занесли» эмоцию с работы в быт. В своей практике и на супервизиях я выделяю несколько уровней такого переноса и предлагаю разобраться, как помогать себе на каждом из них.

Первый уровень — сознательный. После сессии вы еще несколько дней проживаете чувства, связанные с историей клиента. Это и есть эмпатия — способность почувствовать тяжесть чужого опыта. Многие выдающиеся психотерапевты называли именно эмпатическое присутствие главным исцеляющим фактором. Дональд Калшед, например, не раз упоминал, как глубокое сопереживание становилось поворотным моментом в работе. Кстати, в сентябре он будет читать лекцию в нашем клубе для психологов «На кушетке», и у вас будет возможность задать ему вопросы лично.

Когда западные авторы описывают свои кейсы, они спокойно говорят о пяти или десяти годах терапии такая продолжительность их не удивляет. В случае, о котором пишет Калшед, долгое время казалось, что существенного прогресса нет. И вот однажды клиентка принесла в кабинет детские фотографии. Разглядывая их вместе, терапевт увидел живую девочку и её лицо, изменившееся после травмы. Это зрелище так растрогало обоих, что они плакали на сессии, оплакивая утрату той девочки. Впоследствии именно эта встреча стала переломной: динамика работы заметно изменилась.

Разовое, искреннее проявление чувств может иметь мощный терапевтический эффект. Но если бы терапевт плакал на каждой сессии, это говорило бы уже не об эмпатии, а о непроработанных собственных травмах и потребовало бы немедленной супервизии. Если вы замечаете, что чужая история долго живет в вас, задайте себе вопрос: «Эта история касается моей жизни? Где я переживал нечто похожее?» Стоит помнить: наши слезы всегда говорят прежде всего о нас.

Однажды я прочитала сцену похорон главы семейства, где каждый плакал по своей причине: жена — по утраченной молодости, невестка — по исчезнувшей защите от свекрови, сын — по потерянному имуществу, которое безвозвратно досталось старшему брату. Этот пример хорошо иллюстрирует то, что даже в общем горе каждый оплакивает что-то свое. Так же и в кабинете: настоящая эмпатия исцеляет только тогда, когда мы ясно осознаем грань между чужой болью и собственными резонансами.

Мы всегда плачем прежде всего из-за себя. Это не отменяет эмпатии и всего сказанного выше, но в самой основе каждой слезы лежит личный опыт. Если бы спросить самого доктора Калшеда, что задело его в той истории, конечно, он бы нашел параллель со своим внутренним ребенком, который тоже пережил травматический опыт.

Так что если вы хотите выйти из чрезмерного эмоционального вовлечения, задайте себе простой вопрос: «О каком фрагменте своей жизни я сейчас плачу?» Это же вопрос полезен и супервизорам в работе: «Что именно в этой истории отзывается тебе? Где в ней — ты?»

Второй уровень касается наших переживаний по поводу того, что происходит между нами и клиентом в процессе терапии. Сюда относятся разные тревоги: например, как сообщить о повышении гонорара? Насколько корректно была завершена сессия, если клиент хотел продолжать говорить? Не слишком ли резко я отреагировал, услышав личный вопрос? Всё это — проявления переноса и контрпереноса той драмы, которая разворачивается в пространстве отношений терапевта и клиента. Мы называем это параллельным процессом: история, происходящая в кабинете, зеркалит драмы из жизни клиента.

Поэтому ключевой вопрос здесь следующий: «Какую историю я сейчас проживаю вместе с клиентом?» Например, вчера клиент говорил, что ему стало гораздо лучше, и вы почувствовали воодушевление, а сегодня он вернулся в кризис — и вас охватывает отчаяние. Перед вами разворачивается сюжет «качелей»: «все прекрасно — все пропало». Возможно, в жизни клиента эта же схема реализуется в зависимых отношениях с партнером, а в вашей совместной работе она повторяется как: «О, мы почти на вершине… и снова откатились назад».

Если вы юнгианский терапевт, вы можете увидеть здесь архетип Сизифа: едва камень поднят почти до вершины — он снова катится вниз. У предпринимателей это может проявляться в бесконечных попытках: «вот-вот сделка на миллион» и вдруг все рушится. То же самое воспроизводится и в терапевтическом процессе.

Как только вы распознаете архетипический сюжет, его магия ослабевает: вы понимаете, что это не ваш личный провал, а типовой сценарий, в который вовлечены оба — и терапевт, и клиент. Осознание общей «пьесы» помогает эмоционально отстраниться и вернуться к профессиональному равновесию.

Ничего по-настоящему нового никто из нас пережить не может, ведь все давно уже описано. Это касается и третьего, самого глубокого уровня, когда мы буквально «примеряем» на себя чужие состояния.

К слову, те же процессы происходят и в обычной коммуникации, не только в терапевтическом кабинете. Разница лишь в том, что для психолога работа с такими состояниями — это профессиональная обязанность, а в повседневной жизни никто не обязан разбирать все так подробно. Однако понимание этих механизмов все равно помогает лучше ориентироваться в отношениях: кто глубже видит, тот и управляет диалогом (в хорошем смысле).

Наш главный инструмент здесь — осознание. Если вы вдруг замечаете, что нечто обыденное вызывает у вас нетипичную реакцию — это сигнал: возможно, в вашу личную жизнь «примешалась» эмоция, принесённая из терапии. Чаще всего такой сбой заметен именно из-за внезапности. Скажем, вы двадцать лет готовили ужин мужу и не чувствовали ни малейшего дискомфорта. И вот в один вечер вспыхивает обида: «Почему это должна делать именно я?» В такие моменты стоит спросить себя: «Почему я вдруг воспринимаю ситуацию иначе? Что изменилось?» Отследив эту перемену, легко провести параллель с темой, которую вы только что прорабатывали с клиентом.